Эскадра его высочества - Страница 11

К оглавлению

Калитка отворилась на первый стук.

— Вы один? — спросил привратник вместо приветствия.

Это был угрюмый верзила в рясе, но с военной выправкой.

— Нет, — рассмеялся Обенаус. — Меня сопровождают две дюжины гвардейцев.

Привратник вытаращил глаза.

— Где? Не вижу.

— И я не вижу.

— Все шутите, господин барон.

— А вы не любите шуток, любезный?

— Зубоскальство не к лицу служителю Просветления.

— А что к лицу?

— Ну… смирение там, покорность.

— И все?

— Все, кажется.

— Как насчет любови к ближнему?

Привратник почесался.

— Ах, ну да. И это самое тоже. Любовь, стало быть. К ближайшему. Это вы правильно напомнили, — сказал верзила и вдруг протянул обе руки:

— Вашу шпагу, господин барон.

Обенаус оторопел.

— Шпагу? Это еще зачем?

— Да у нас так принято.

— Помилуйте! Шпага есть привилегия посла. Даже к посаднику Тихону я являюсь при шпаге. Иначе нельзя, дорогой мой. Если посла лишают шпаги, это зн?чит, что его берут в плен. И тогда могут возникнуть некоторые неприятности.

— Какие еще неприятности?

— Некоторые, — усмехнулся померанец.

— Навроде чего?

— Да вроде военных действий между государствами.

— Военные действия, — задумчиво повторил привратник.

— Вот-вот.

— Если забрать у вас шпагу?

— Именно. А как вас зовут, любезнейший?

— Обрат Сибодема, ваша милость.

— Вы твердо решили начать войну между Поммерном и Пресветлой Покаяной, обрат Сибодема?

— М… м… Я? Как это? Пока не собирался.

— Возможно, вас просил об эхом обрат проконшесс?

Привратник задумался покрепче.

— Обрат проконшесс? Не, про войну не просил.

— Не просил, значит.

— Не. Про войну я бы запомнил.

— Ну, быть может, тогда эту просьбу высказал сам господин превеликий сострадарий? Как-нибудь в личной беседе?

— Обрат эпикифор? — испугался привратник. — С чего вы взяли?

— Как — с чего? Согласитесь, начинать без ведома его люминесценция такое богоугодное дело, как война, было бы не совсем скромно. Разве нет?

Обрат Сибодема к каверзным вопросам явно не готовился. Потому добросовестно перекрестился и стал ждать помощи свыше.

* * *

Обенаус усмехнулся.

Все они боятся выйти за рамки инструкции, слуги люминесценция. У них годами отбивают охоту мыслить, вырабатывая к этому страх и отвращение на уровне рефлекса. В результате их абсолютно не смущает ситуация, когда догма противоречит очевидным фактам. Главное, чтобы была инструкция, причем простая и незамысловатая вроде сандалии святого Корзина, идола бубудусков. С инструкцией они сильны и неукротимы. Зато любая дилемма погружает их в младенческую беспомощность. Но самое ужасное для сострадариев, как и для любых фанатиков вообще, наступает тогда, когда одна инструкция противоречит другой. Тут они ступорят, булькают, пузыри пускают и страдают от нехватки воздуха пуще утопленника с камнем на шее.

Обенаус молчал, наслаждаясь ситуацией.

Сибодема пыхтел, вращал глазами и чесал затылок. Неизвестно, сколько еще продолжались бы мучения честного привратника, если б с затемненного крыльца посольского особняка не послышалось деликатное покашливание. Потом прозвучал еще и голос. Добрый такой. Тихий. Проникновенный. Сострадающий.

— Обрат Сибодема! Будь добр, пропусти господина барона вместе со шпагой.

Привратник с огромным облегчением вытер лоб и отступил в сторону. Выбирать между войной и миром теперь предстояло не ему.

А с крыльца спустился сам обрат проконшесс. Он учтиво поклонился гостю.

— Приношу извинения, господин посол. Обрат Сибодема служит у нас недавно, с новыми обязанностями еще не освоился.

— Понимаю, понимаю, — сказал Обенаус. — Я слышал, бубудусков учат другому.

— А я слышал, вы сегодня обливались?

— А вы, говорят, этого избежали?

— О, если иметь хорошую охрану… Из бубудусков.

— Да, я заметил кое-кого в саду. Хорошо развиты физически.

— Прошу в дом, сын мой. У вас острое зрение.

За спиной барона хлопнула калитка, лязгнули засовы, щелкнул замок, скрипнула щеколда, звякнула цепь. В завершение всей этой симфонии обрат Сибодема с облегчением высморкался.

— Вы идете? — спросил проконшесс, поднимаясь на крыльцо.

— Знать бы куда, — усмехнулся Обенаус.

— Туда, куда ведут все дороги.

— К истине?

Гийо распахнул дверь.

— К вере.

— Я бы предпочел истину.

— Э! — в свою очередь усмехнулся проконшесс. — Кто ее только не пробовал искать, вашу истину. И каков результат? Кто-нибудь нашел?

— Целиком никогда и не найдут. Но каждая малая ее частица есть удача.

— Удача? Благодаря таким удачам стали возможны наркотики, аборты, огнестрельное оружие. Разве не так?

— Все зависит от того, в чьи руки попадает истина, святой отец.

— Если открытие важное, оно неизбежно попадает во множество рук. А мы несовершенны, не созрели для очень многих открытий. Даже из нашего незабвенного, но забытого прошлого.

— Э! Давний спор. Подобные доводы приводились уже невесть сколько лет назад. Причем каких! Световых…

Проконшесс остановился перед лестницей, пропуская гостя. Через его усмешку неожиданно прорвалась самая настоящая грусть.

— О, барон! В результате мы оказались невесть в скольки световых годах от Земли, и с этим никак не поспоришь. Неужели вам больше нечего возразить?

Обенаус тоже остановился.

— Отчего же? Есть, конечно. И более чем достаточно.

— Ну и? В двух словах?