Это было сделано по его же, Керсиса Гомоякубо, строгому распоряжению. Бубудумзел желал лично убедиться в смерти своего бывшего шефа и стародавнего врага, а в результате оказался первым, кто обнаружил его отсутствие. Сюрприз-Собственно, в способе исчезновения покойника ничего загадочного не имелось. Опытные сыскари Керсиса в два счета простучали стены и нашли потайной ход. Ход вел на узкую винтовую лестницу, а затем — глубоко под землю, к системе канализационных галерей. Но дальше след, естественно, терялся.
Загадочным было другое. Кому требовалось похищать труп (или все-таки не труп?) великого сострадария? Зачем? Не имея ответы на эти вопросы, бубудумзел имел ответы на вопросы о возможностях, которыми обладали предполагаемые похититель или похитители.
Они были велики. И даже очень велики. Кто-то за срок чуть больше двух часов узнал о смерти де Умбрина. За этот же срок он (они) сумели проникнуть в Сострадариум, унести и спрятать тело. Такое могло быть под силу только могущественному, очень хорошо организованному сообществу. Тайному настолько, что даже глава Святой Бубусиды ничего о нем не слышал. Более того, и не подозревал, что таковое может существовать в стране, где все сферы жизни пронизаны тотальным доносительством, где разве что на самого себя пока не стучат.
Похищение казалось совершенно невероятным. К тому же, существовало и другое объяснение. Что, если эпикифор в очередной раз всех провел, светлейший?
— Хрюмо!
На пороге неслышно возник секретарь.
— Лекарей ко мне, этих самых. Обоих!
Эскулапов тут же доставили. Одного серее другого.
— По каким признакам вы установили смерть его люминесценция?
— От-отсутствие сердцебиений, — пролепетал первый.
— И дых-дыхания, — добавил второй.
— Реакцию зрачков на свет проверяли?
Лекари переглянулись.
— Прощехвосты, — прорычал бубудумзел. — Глаза были открыты?
— Глаза были открыты, — сказал дежурный лекарь Сострадариума.
Личный врач эпикифора отчаянно затряс обвислыми щеками.
— Нет, глаза были закрыты.
— Вот как?
— Совершенно точно. Но… зачем?
Догадливый оказался. Придется убирать, мимоходом подумал бубудумзел.
Впрочем, нет, рано. Пригодится еще для опознания тела эпикифора. Или того, кого ему прикажут считать эпикифором.
— Хрюмо!
— Да?
— Этих — в отдельные камеры. Все разговоры с ними запрещаю.
— Сострадариум горит, обрат бубудумзел. До подвалов пока не дошло, но…
— Что? Все еще горит?
— Так точно. Весь купол и северная сторона здания. Окайники дали несколько прицельных залпов. Произошло больше шестидесяти попаданий брандскугелями, а перекрытия деревянные. На чердаке — архив, сушилка для белья и многовековой хлам. Пожарные рукава обветшали, ведер не хватает. Ну, все как обычно.
Керсис махнул рукой.
— Тогда отправь их… Ну, в Призон-дю-Мар, что ли. Только охрану поставь нашу.
Хрюмо нерешительно кашлянул.
— Обрат бубудумзел! Ворота Призон-дю-Мар разбиты, тюремщики разбежались. Вряд ли порядок там наведут раньше, чем потушат Сострадариум. Быть может, лучше — прямо в Эписумус?
— О Пресветлый! Хорошо, пусть будет Эписумус. Только не беспокой меня больше пустяками.
Трясущихся лекарей наконец увели, а в голове Гомоякубо застрял вопрос одного из них: но… зачем?
Заложив руки за спину, он прошелся по кабинету великого сострадария и попробовал представить, как здесь все произошло.
Итак, около трех часов назад эпикифор потребовал написать роковой указ о его, Керсиса Гомоякубо, аресте. И Глувилл понял, что настало время для крайних мер.
Ему требовалось надеть толстые, буйволовой кожи перчатки, достать из потайного кармана флакон, осторожно вскрыть его и как следует пропитать ядом перо. Да, перед этим еще нужно было написать требуемый указ. Очень кстати эпикифор повернулся тогда к окну, привлеченный удручающей картиной в бухте Монсазо.
И все же Глувилл очень, очень торопился. Дабы не вызвать подозрений, не вспугнуть жертву. Ну и трясся, как собачий хвост, конечно. Без этого он не умеет делать подлости… Вот в спешке перо плохо и пропиталось. Скорее всего, вместо того чтобы как следует подержать во флаконе, Глувилл просто обмакнул его. И тем самым подарил де Умбрину жизнь, урод…
Что ж, обстоятельства мнимой смерти эпикифора начинали становиться понятными. Но его дальнейшее поведение?
В кабинете неслышно возник Хрюмо. В руках он держал перо и бумагу.
— Ордер готов, обрат бубудумзел.
Обрат бубудумзел посмотрел непонимающе.
— Ордер?
— Да, как вы и приказывали.
— Какой ордер?
— На арест командующего флотом Открытого моря, — с привычной терпеливостью пояснил Хрюмо.
— А, этот. Как там его?
— Василиу.
Гомоякубо глянул в окно.
— Нет. Сейчас не до него. Пускай еще поплавает, адмиралишко. Глядишь, и утопит невзначай какого-нибудь зазевавшегося померанца. Сейчас другое важно… Глувилла ко мне!
Заложив руки за спину, Керсис еще раз прошелся по кабинету.
Явился требуемый Глувилл.
— Вот что, — сказал бубудумзел. — Пораскинь мозгами, не один год знаешь Умбрина. Ты его упустил, ты его мне и найдешь. Иначе…
— Так точно, — пролепетал Глувилл. — Доставлю. Живым или мертвым.
— Живым не надо.
— Так точно. Не надо.
— И не надо, чтобы об этих поисках кто-то знал. Никакого шума-гама! В помощь возьмешь только двух моих личных телохранителей, Хорна и Колбайса. Их вполне достаточно, они умеют делать все, что нужно. Громилы — те еще…