— Так может и в самом деле…
— Нет. Уж что-что, а Санаций-то обложен на десять рядов.
Глувилл кивнул. Он подтянул лодку к бортику и помог перейти на нее эпикифору.
— Быстрее, — сказал тот. — Щель скоро закроется.
Глувилл нащупал весло и оттолкнулся от бортика.
Лодка подплыла к щели. Чтобы протиснуться, пришлось лечь на дно, но все было рассчитано очень точно, — они выбрались. И как только выбрались, стена с плеском опустилась.
— Все, — сказал великий сострадарий. — Прошлое осталось в прошлом.
— Где, черт возьми, Глувилл?
— Еще не появлялся.
— А Хорн, Колбайс?
— Тоже.
Бубудумзел прошелся по кабинету.
— Все, Хрюмо. Больше ждать нельзя. Нужен двойник.
— Труп уже есть, ваша просветленность.
— Похож?
— Весьма. Даже если не подбирать специального освещения.
— Да что ты мне все… просветленность, освещение… Какова легенда?
— Легенда остается прежней. Но ее, конечно, доработали. Эпикифор инспектировал тюрьму Призон-дю-Мар, когда на нее напали померанцы. Ну, доблестно сражался, лично уложил четверых врагов базилевса-императора…
— Четверых?
— Троих. Он неплохо владеет оружием, ваша просветленность. То есть владел.
— Этот хлюпик?
— Троих. Меньше нельзя. Несолидно будет.
— Ладно, пусть троих. А где люминесцентное тело?
— Похитили коварные померанцы. И оставили двойника. Быть может, не одного.
— Да, это разумно, что не одного.
— Доказательство — первый труп. Он отличается от оригинала только отсутствием родинки на левой щеке.
— Свидетели есть? Доблестной гибели и тому подобному?
— О да. Ждут в приемной.
— Покажи.
Свидетелей ввели. У одного, в мундире морского артиллериста, была перевязана рука. Бубудумзел вопросительно поднял бровь.
— Нет, — сказал Хрюмо. — Мы тут ни при чем. Старший матрос Сиврас действительно ранен на батарее. Точнее, сломал руку при падении, когда убегал. Задачу свою осознает, готов сотрудничать в полном объеме. У него жена и двое детей.
— Ага, это хорошо. И что ты видел, беглый матрос Сиврас?
— С корвега «Гримальд» высадились померанцы, ваша просветленность. Там был человек, очень похожий на его люминесценция. Я даже подумал, что это эпикифор и есть. Но потом он начал стрелять…
Керсис кивнул.
— Понятно. Детали отшлифуйте. Следующий!
— Бывший надзиратель Мормидо. Сидел в камере с пленными померанскими матросами…
— Стоп! — сказал бубудумзел. — Не понял. Почему надзиратель сидел в камере?
— Потому что упустил важных преступников из Сострадариума.
— А! Это в прошлом месяце, да?
Мормидо покаянно вздохнул.
— Так точно, ва…
— Э! Да тебя же должны повесить.
— Вот чтобы этого не произошло… — ухмыльнулся Хрюмо.
— Понятно. И что же ты видел, висельник?
— Ну… это. В коридоре эпикифор сражался, значит, как лев. С криками «да здравствует базилевс-император». Он уложил чет… нет, троих померанцев, а потом упал. Его и утащили, ваша честь. Прямо за обе ноги. За правую и левую то есть.
Бубудумзел вновь не понял.
— Какая еще честь?
— Это он к суду вызубрил, — пояснил Хрюмо. — Суд ведь потребуется?
— Ну, на всякий случай.
— А лохмака был — во, во, вот такой себе. Из себя. Что надо! — вдруг с большим волнением заговорил Мормидо, широко расставляя руки. — Потому я и не виноват, ваша просветленность.
— Что еще за лохмака?
— Это у него заскок, — опять пояснил Хрюмо. — Придется поработать.
— Да, туповат. Ты уверен, что не подведет?
— Уверен. Сделаем, ваша просветленность. Мы ему такую лохмаку нарисуем… Просто времени было мало. Продолжать?
— Хватит. Уберите всех.
— Сейчас? — без тени удивления спросил Хрюмо.
— Да не в этом смысле. Тьфу! Нельзя же вот так, сразу всех мочить. До использования. Какой-то ты сегодня… недобрый, Хрюмо. Ты кошек, случаем, в детстве не вешал?
— Нет, — удивился Хрюмо. — Только топил.
На набережной у Призон-дю-Мар толпились матросы.
С помощью канатов они пытались поднять из воды утопленные пушки. И, видимо, давно пытались.
— Раз-два, взяли! — сипло орал офицер.
— Узяли, узяли…
Контамар еще дымился. Сострадариум уже почти загасили, на его крыше шевелились фигурки множества пожарных. Но в величественном куполе дворца зияла безобразнейшая дыра таких размеров, что должна была без труда различаться не только с магрибских кораблей, но и из окон Эрлизора, и даже с противоположного берега бухты. С этой дырой Сострадариум весьма напоминал гигантский кариозный зуб. Что, собственно, и было его истинной сущностью.
— Ну и дела-а, — протянул Глувилл, работая веслами. — Ох, и здорово же этим померанцам надо по шее накостылять.
— Накостылять? — переспросил эпикифор. — Им спасибо сказать надо.
Глувилл в изумлении перестал грести.
— Спасибо? Да они же разбомбили Контамар, подожгли Сострадариум, утопили флот!
— Святая правда. Но они же показали, на что годится наш флот, что в Контамаре сидели ротозеи, а серьезное потрясение способно вызвать дворцовый переворот под ныне дырявым куполом Сострадариума. При этом войну вызвали мы сами. И раз уж вызвали, то надо было подготовиться, ресурсов и времени хватало. Ан — нет. Значит, дело и не в ресурсах, и не во времени.
— Тогда в чем?
Робер заговорил медленно и устало. После каждого предложения у него получались паузы и от этого слова приобретали особую весомость.
— В управлении. Политическая система устарела. При этом виноват не базилевс-император, который давно уже не обладает реальной властью. Виноват исключительно орден Сострадариев. И лично я, его эпикифор… Да, да, Глувилл, лично я. Не делай круглые глаза, такова печальная правда. Я ее признаю и тебе советую. Что же касается эскадры Мак-Магона, то она всего лишь сыграла роль скальпеля, вскрывшего гнойник. Вот за это и надо благодарить Поммерн…