Эскадра его высочества - Страница 129

129

— И что теперь делать? — спросил он.

— Пока не выпала роса, нужно отойти подальше, — ответил эпикифор. — Чтоб следов оставить поменьше.

И, не теряя времени, зашагал вдоль берега.

Вскоре сад закончился. Здесь, у небольшой излучины Ниргала, к берегу подходила заросшая бурьяном проселочная дорога. Дальше места шли луговые, хоть и безлюдные, но открытые. Глувилл с сомнением почесал переносицу.

— Ничего, — сказал эпикифор. — Пока еще не опасно.

Они перелезли каменный забор и километра полтора прошли по дороге.

Стемнело. Ниргал в очередной раз отвернул вбок. По сторонам проселка потянулись поля созревающей пшеницы. Начался уже, наверное, двадцать пятый, последний час терранских суток, когда сзади послышался отдаленный стук копыт.

Эпикифор остановился.

— Верховые или повозка? — спросил он.

— Не, не повозка, — уверенно ответил Глувилл. — Верховые скачут.

— Тогда прячемся. Помоги перелезть через плетень.

Глувилл долго упрашивать себя не заставил.

— Только если по пшенице пойдем след останется, ваша люминесценция.

Робер кивнул.

— Мы и не пойдем.

Они залегли на краю поля, сразу за низким плетнем, и стали ждать.

Топот становился все отчетливее. Эпикифор чуть приподнялся над изгородью, всматриваясь.

— Ого, — прошептал он. — Не бубудуски едут, нет. Гвардейские кирасиры его императорского величества… Это значит, что Керсис уже фактически захватил власть.

Глувилл поежился.

— Эти кирасиры нас ищут?

— Больше им тут делать нечего. Давай-ка, Гастон, подкатывайся под самый плетень. Да живот втяни, неровен час — выдаст хозяина!

Глувилл подкатился и в самом деле втянул живот. Ему почему-то было не до шуток.

* * *

Кирасиры приближались. Достигнув границы полей, они остановились, принялись совещаться. Потом двинулись дальше, но уже медленнее. Периодически один из них покидал дорогу и, свешиваясь с седла, осматривал пространство за плетнем.

— Ох, — прошептал Глувилл. — Увидят!

— Ничего. Готовь арбалеты. Их всего четверо.

Тихо защелкали зубчатые колесики, взводящие тетиву.

— Вашш-ша люми… Робер!

— Что?

— Да стрелок я неважный.

— Знаю. Будешь только заряжать. Клади все арбалеты мне под левую руку. И замри!

Но стрелять не пришлось. Шагах в сорока от них кирасиры вновь остановились. Стали слышны голоса. Один низкий, с хрипотцой, убеждал:

— Да что мы, лейтенант, полицейские собачонки, что ли? Пусть бубудумзел сам ловит своих двойников!

— Так до деревни и к утру не доберемся, — угрюмо поддержал второй.

— Померанцы не того сострадария завалили, право слово, — добавил третий. — Если вообще завалили.

— Того — не того, не наше дело, господа, — отозвался наконец лейтенант.

— А с какой нам стати из кожи лезть ради этого Керсиса? Он еще хреновее прежнего люминесценция.

— С какой стати? — желчно переспросил лейтенант. — Ну-ка, скажите мне, бестолковому, а куда исчез этот сорвиголова капитан Форе? А? Никто не знает? Странно, странно…

Кирасиры как по команде замолчали.

— Он был… что надо, Форе, — с нотками осуждения заявил хриплый. — Что надо был офицер. И перед бубудусками шляпой не мел…

— Ладно, черт с вами, едем дальше, — не выдержал лейтенант. — Вот только ваши длинные языки…

— Не беспокойтесь, Латур. Клянусь кошельком, мы их утопим в ближайшем кабаке! — заявил хриплый голос.

Кирасиры захохотали, пришпорили коней и скоро скрылись за поворотом дороги.

— Уф, — сказал Глувилл. — Пронесло. Но в деревню теперь идти нельзя. Если сами дадимся в руки господам кирасирам, они нас все же заграбастают. Может, повернем назад?

— Нет.

— А что же делать?

— Отдыхай, Гастон.

Подавая пример, эпикифор сел на траву и прислонился спиной к плетню. Глувилл пожал плечами и тоже уселся. В конце концов, почему бы и не сесть? Сидеть приятнее, чем топать с поклажей на горбу, а эпикифор всегда знает, что делает.

То есть почти всегда.

* * *

Миновало пять минут, десять. Над недалекой рекой вставал туман, а из него взошла Олна, пролив серый свет на пшеничные поля.

От плетня протянулась густая тень, в которой кирасиры и при желании вряд ли различили бы беглецов. Разве что столкнулись бы с ними нос к носу. Если б вдруг решились покинуть деревенскую корчму, в которой уже давно пребывали, и если бы вдруг возлюбили бубудумзела Гомоякубо. Что навряд ли, рассудил коншесс и поежился, поскольку вокруг ощутимо холодало. Август все-таки.

Вдоль дороги бесшумно пролетела сова.

— Ничего не слышишь? — спросил эпикифор.

— Слышу, — сказал Глувилл.

— Что?

— Да колокольчик вроде позвякивает.

— Ага, — удовлетворенно сказал эпикифор. — Не показалось, значит.

Звон колокольчика приближался, делаясь яснее и отчетливее. Кроме него стал слышен глухой, хлюпающий по пыли стук копыт. На дороге, с той же стороны, что и кирасиры, показалась длинная крытая повозка. В свете Олны Глувилл различил, что запряжена она четверкой лошадей какой-то темной масти, а на козлах скрючилась фигурка в черном балахоне. Тень от остроконечного колпака совершенно скрывала лицо возницы.

— Свят, свят! Катафалк, — шепотом сообщил Глувилл.

— Верно, — подтвердил эпикифор.

— О Пресветлый! Не к добру это, ох, не к добру…

Робер усмехнулся и полез через плетень.

— Как раз напротив, Гастон, — сказал он уже с обочины. — К добру, очень даже к добру.

Мрачный экипаж остановился. Возница сбросил с головы капюшон и спросил низковатым, но несомненно женским голосом:

129