Камея растерялась. Потом вздохнула и решительно сказала:
— Ваше величество! По своей инициативе я никому ничего не скажу. Но если об этом напрямую спросит ваш супруг… отмолчаться будет невозможно. Да он сразу же и догадается.
— Почему вы думаете, что его величество не в курсе?
— Не знаю. Мне так показалось. Я ошиблась?
— Нет, — с удивлением сказала королева. — У вас завидная интуиция. Что ж, если Альф спросит, вы ответите правду. Так устроит?
— Да, благодарю вас. Где и когда принц хочет со мной встретиться?
— Здесь и сейчас.
Щеки Камеи медленно налились краской.
— Простите… Но я в таком… в таком… неофициальном виде…
— Вы можете завернуться в полотенца хоть по самую макушку. Поверьте, если бы дело не было столь важным, я бы ни за что и ни о чем подобном вас не просила. Увы, дело очень важное, и оно касается не только Альбаниса, но и Поммерна. Всего комплекса отношений между нами. К сожалению, ничего большего сказать пока не могу. Просто прошу поверить мне на слово. Дорогая Камея! Мне показалось, что в отличие от огромного числа людей, находящихся сейчас в Карлеизе, вы такую способность еще не потеряли. Поверите?
— Да, — тихо сказала Камея.
Королева ласково притронулась к ее руке.
— Спасибо, дитя мое.
С этими словами она бросила одно из полотенец на перила балкона.
Видимо, это послужило знаком. Прошло совсем немного времени, и в скале открылась малозаметная дверца. Из нее на четвереньках выбрался рослый, бородатый и немолодой уже мужчина. Это и был принц Оливер.
Он уселся так, чтобы его тронутая сединой голова не показывалась над перилами. Уселся, сидя, поклонился Камее и вопросительно взглянул на мать. Королева кивнула.
— До нас доходит мало вестей о Поммерне, — сказала она. — Вы не могли бы немного рассказать о вашей родине?
— С удовольствием, ваше величество. Что вас интересует?
— Многое. Ну, для начала, почему палаты курфурстентага называются Аделигом и Хинтербайном? Что означают эти названия?
— Аделиг в переводе с древненемецкого означает «благородный». Там заседают представители дворянства. А Хинтербайн означает либо заднюю ногу, либо вставание на дыбы. Второе в большей мере отражает характер нижней палаты. Туда прямым голосованием избираются представители любых сословий от всех двенадцати федеральных земель. Состав получается очень пестрым, и эта часть курфюрстентага отличается беспокойными нравами.
— Понимаю. Палаты равны в правах?
— Не совсем.
— А в чем разница?
— Ну, например, вся геральдика и вопросы, связанные с пожалованием титулов находятся в ведении исключительно Аделига. А привилегией Хинтербайна является установление технических стандартов.
— Технические стандарты? Что это такое?
— Свод требований к товарам, которые производятся в Поммерне. Благодаря системе стандартов есть возможность контролировать качество изделий.
— Очень разумно. Но мне кажется, что право устанавливать стандарты важнее права титулования.
— Так оно и есть. Качество позволяет успешно продавать наши товары на внешнем рынке и является основой экономического благополучия страны. Однако и Аделиг, и Хинтербайн могут накладывать вето на решения друг друга.
— Кому же тогда принадлежит окончательное решение?
— Согласительной комиссии.
— А если согласительная комиссия не приходит к согласию? Так ведь бывает?
— Да. Хотя довольно редко, но случается.
— И что же тогда?
— Тогда решение принимает курфюрст. И это решение — окончательное.
Тут впервые подал голос принц.
— Ага, — заметил он. — Все-таки курфюрст.
— Да, — сказала Камея. — Курфюрст. Поэтому парламентарии предпочитают договариваться друг с другом.
— А может ли курфюрстентаг отменить какой-нибудь из указов вашего отца?
— Любой. Но только двумя третями голосов. Есть еще и конституционный суд.
Мать и сын переглянулись.
— Должна для полноты картины добавить, что важные решения государя подлежат утверждению обеими палатами, — сказала Камея.
— О, это уравнивает возможности. И какого рода решения?
— Такие, как объявление войны, назначение канцлера, введение и отмена налогов.
— Есть ли у вас недовольные политической системой? — спросил принц.
— Да, конечно.
— Много?
Королева слегка нахмурилась.
— Оливер, возможно, ты пытаешься получить секретную информацию.
Камея удивилась.
— Секретную? Нет, нет, ваше величество. Эта информация вполне открыта, она печатается в газетах. Недовольных у нас мало.
— Ну, тогда я присоединяюсь к вопросу. Сколько же?
— В среднем по курфюршеству — несколько процентов населения. Что-то около семи, насколько я помню.
— Несколько процентов? Это данные вашей полиции? — быстро спросил принц.
— Нет, полиция не должна считать недовольных, у нее это никогда хорошо не получится. Полиция должна выявлять только тех из них, кто нарушает закон.
— Хорошо сказано, — улыбнулась королева. — И удается?
— Не всегда, не сразу, но большей частью удается.
Принц Оливер оставался совершенно серьезным.
— Простите, а откуда тогда известно число недовольных?
— В масштабах страны — из результатов выборов того же курфюрстентага. А в масштабах отдельной федеральной земли — по результатам выборов мэров, депутатов ландтага, сельских старост. Довольно просто…
— Вот как? Ах, ну да, ну да, разумеется. Все довольно просто для вас. А для нас же — все очень ново.