Эскадра его высочества - Страница 34

А тот, кто не спал, тяжело от этого страдал. Мостовому старшине Тимофею Кликуну показалось, что задремал-то он на какой-то секунд несерьезный, но когда случайно клюнул носом в перилу и оттого проснулся, над Рудными горами уже показывался краешек светила.

— Вот черт, — сказал Тимофей и перекрестился. — То есть хвала тебе, Пресветлый, конечно.

Было еще очень рано.

Господин Великий Муром, утомленный недавними водолейными, а потом и винными буйствами, все еще спал поголовно. Но вот мостовому-то старшине спать не полагалось. Пока его подмастерья канаты проверяют, оси да храповики смазывают, должен старшина стоять наверху. Чтобы считать посудины проплывающие туда-сюда, пуще всего — иноземные. Дело это денежное, сиречь особо важное. Тиуны казначейские потом именно по счету старшин пошлину начисляют, а это немалый доход приносит Господину Великому Мурому.

Еще мостовой старшина должен посматривать, не тонет ли кто спьяну-сдуру. После Иванова дня такое могло случиться запросто. И на этот злополучай к опоре каждого муромского моста был ялик казенный причален, а при ялике полагалось держать двух матросов, трезвых и здоровых.

Тимофей грозно перегнулся через перила.

— А ну! Спите, шельмы?!

Спасатели встрепенулись.

— Не, дядько Тимофей! Да ни в одном глазу. Мы службу знаем! Вы чо?

Но один как бы невзначай сунул руку за борт, а потом лицо протер.

* * *

Тимофей усмехнулся.

Ребята здоровые, молодые. А по молодости сон сильно забирает. Дремали, конечно. Да ладно, ночь спокойная. С вечера только один скампавей и прошел. То был «Ежовень» стоеросовский.

Шибко гребли мужики Стоеросовы. Такие буруны развели, что ялик закачался. Оно и понятно — удирали. Тимофей, конечно, записывать не стал — чего бы мурмазей не натворил, он остается мурмазеем, а со своих не берут, — только крикнул:

— Эй! Надолго уходишь, Палыч?

Свиристел глянул снизу и рукой махнул.

— Да пока посадника нового не выберете.

— Это надолго, значит, — кивнул старшина. — Тихон сидит крепко. Ну, добрый вам путь!

— И вам счастливо оставаться, — усмехнулся Стоеросов. — Деритесь поменьше!

И уплыл.

Едва ли не через полчаса после Стоеросова проплыли скампавей с родичами усопшего диакона, якобы догонять, но те гребли потише. Не слишком-то им хотелось настигать буйного Свиристела. Да и по Агафонию не очень убивались, поелику тоже не ангел был. Так, обычай справляли.

А потом река долго оставалась пустой и развлечений для Тимофея не предоставляла. Уже за полночь на восьмивесельном баркасе куда-то по своим делам отправился посольский дьяк Палатцев. Еще через час вернулся.

Тимофей оживился.

— Чего хмурый такой, а, Кирилло Васильич? — крикнул он.

Дьяк с досадой крякнул.

— Протест везу дипломатический. Самому посаднику.

— Во как! А от кого?

— От Покаяны. Охломоны какие-то в посольство вломились.

— Да ну! Во двор или в хоромы?

— В самое что ни на есть нутро.

— Ого!

— Мало того, что вломились, неприкосновенного посла во двор выволокли да в мокрую бочку посадили.

— Этого, Гнильйо?

— Этого, этого.

— Вот здорово, — изумился Тимофей.

Дьяк так не считал.

— Кому — здорово, а мне теперь — иди, расхлебывай эту бочку. Ты же слыхал, в устье Теклы люминесценций целый флот держит. А вдруг тот Гийо после бочки расчихается?

— Не расстраивайся, Кирилло Васильевич, — сказал Тимофей. — Нужно будет, так и самого люминесценция в бочку макнем, не впервой. Хорошая баня ни одному сострадарию не помешает.

Спасатели в ялике заржали. Палатцев глянул на них неласково, обозвал какими-то приматами, да на своих гребцов цыкнул.

Те, ухмыляясь, навалились на весла.

* * *

Баркас умчался.

После этого и на реке, и на берегах все окончательно опустело. И старшина, и спасатели еще раз вздремнуть успели. Зачирикали воробьи, часы в Колдыбели пробили четыре. И тут Тимофей заметил группу конных.

Они выехали из переулков Лодейной слободы и остановились у въезда на мост. Выпустили вперед себя кособоконького мужичонку. Словно собачонку какую. Тот отряхнулся опять же по-собачьему, затем резво засеменил по настилу.

Это было странно. Из всех мостов Мурома только на концах Скрипучего не было сторожевых башен. Но сие вовсе не означало, что ночью по нему мог шастать кто попало. Ради доходов и безопасности Господин Великий Муром мостами дорожил очень и весьма. Дума давным давно установила строгие правила пользования этими общественными сооружениями. В частности, никто из посторонних не должен был ступать на разведенный мост. Правила эти сызмальства так крепко вдалбливали, что даже пьяные не совались.

— Эй! Ты куда? — изумился Тимофей.

Мужичонка замахал руками.

— Погодь, погодь, не шуми. Это я, Говорило-стряпчий. Родич твой! Али не признал, дядько Тимофей?

Тимофей всмотрелся. Под глазом у Говорилы красовался здоровенный фингал. Вот это странным не было, непутевого родича поколачивали регулярно.

— А. Теперь признаю. Только чего ты на мост приперся? Запрещено.

— Да дело срочное.

— Поворачивай! Не положено, говорю.

— Знаю, знаю, — бормотал Говорило, озираясь. — А помощнички твои где, внизу?

Тимофей нахмурился.

— Внизу, где же еще. Говори, какое дело. Дома что случилось?

— Нет, нет, дома все в порядке.

Говорило досеменил, повертел головой, дыхнул перегаром:

— Тут, видишь ли, дядько Тимофей, мост нужно свести.

Тимофей брезгливо отстранился.