Мормидо вновь перекрестился.
— Как можно! Верую. Небесника, однако, вижу впервые. Прям такой же, как все. Только рожа хитрая. Как же вас распознать-то, а?
— Даже и не пытайся. Один великий сострадарий умеет. На то он и великий.
— Да-а, дела. А сотоварищ ваш того… голову о стенку не разобьет? Чего-то он сильно смурной сегодня.
— Видишь ли, он действительно расстроен тем, что его хотят сжечь. Неужели ты думаешь, что это приятно?
Мормидо думал о другом. Он почесал затылок и сообщил:
— Ну, у каждого свои заботы. А мне вот вас палачу нужно живехонькими сдать. Потому как мертвого казнить не получается. И чтобы морды без синяков были, а то людям показать стыдно. Вы уж не накладывайте на себя руки, а? Чего самим-то утруждаться! Потерпите как-нибудь до казни, ладно?
— А чего? Ладно, потерпим. Недолго уж осталось.
Мормидо обрадовался.
— Честно?
— Дорогой мой! Ты когда-нибудь слышал, чтоб колдуны и черные маги с собой кончали?
— Чего не слыхал, того не слыхал, — умудренно качая головой, сказал Мормидо.
— Вот и ступай спокойно.
Мормидо все же продолжал топтаться на пороге.
— Сударь, вам терять нечего — так и так один конец. А если у меня возникнут неприятности, вам же легче не станет?
— Да не особенно.
— Вот и не берите грех на душу. Сильно вас прошу: присмотрите за энтим, ладно? Но чтобы морда целая была.
— Ну не знаю, не знаю. Если цирюльник не придет…
— Да придет, он придет. Завтра же.
— А ты завтра дежуришь?
— Так точно.
— Ну, договорились.
Мормидо явно успокоился и сказал:
— А я уж за могилками присмотрю, не извольте беспокоиться.
— За какими могилками?
— Да за вашими. И место хорошее подберу. На самом кладбище, конечно, нельзя будет, а вот где поближе к ограде — это мы устроим.
— Ну, брат, утешил.
Мормидо ухмыльнулся.
— Так на то мы и сострадарии.
— В вашем заведении, я смотрю, кого не возьми — все милейшие люди.
Мормидо неожиданно сконфузился.
— Да чего там! Это ж первейшая заповедь: довел человека до смерти, так уж утешь напоследок, не будь скотиной. Только и вы уж за меня тоже словечко замолвите.
— Это кому?
— А там, — тюремщик показал в потолок. — Пресветлому И святому Корзину от меня того… тоже кланяйтесь.
Мартин энергично кивнул.
— Сразу, как только встретимся, обрат. Первейшее дело!
— Не люблю позерства, — сказал Фань. — Особенно перед смертью. Неприятно как-то, знаете.
Мартин зачем-то принялся полировать браслеты наручников.
— Лю, как вы полагаете, этот наш Мормидо когда-нибудь слышал, что сжигать людей нехорошо?
— Не только он, но и дед и прадед его, царство им небесное, ничего не слышали о такой странности.
Фань вдруг подскочил.
— Ох, сожгут! Как пить дать — сожгут, мракобесы пресветлые! Что же делать-то, что делать, а? Только не говорите, что не знаете!
— Знаю.
— Что?
— Ешьте. Нужно накопить сил.
— Ох, аппетит к человеку приходит только вместе с надеждой.
— Попробуйте заставить себя.
— Да зачем?
— Чтобы достойно встретить свой конец, — громко сказал Мартин.
Потом прекратил свои полировальные занятия, наклонился к Фаню и тихо добавил:
— После побега с питанием может быть плохо. Некоторое время. Да и убежать-то далеко не убежишь, если ноги от голода подгибаются.
Судовладелец обвел безнадежным взглядом каменные стены, дубовую дверь, железные решетки и изумленно прошептал:
— Вы надеетесь на побег?
— Уповаю.
— Иллюзии.
— Прошу вас, еще кусочек, — громко сказал Мартин.
— Вы серьезно?
— В отношении кусочка?
— Прошу вас, не дурачьтесь.
— Я серьезен, как приговоренный к смерти.
Фань наклонился к уху Мартина.
— И которым же способом вы собираетесь бежать? Под землей? По воздуху?
— Нет, через дверь.
— Кто же ее откроет?
— Надзиратель.
— Надзиратель? Какой еще надзиратель?
— Ну… Разве не помните? Завтра дежурит Мормидо.
— Странно. Я начинаю верить.
— Вот и хорошо. Еще кусочек, пожалуйста.
— Так и растолстеть можно. Что я должен делать?
— Сохранять убитый вид. У вас неплохо получается.
Фань, звеня цепями, лихорадочно забегал по камере.
— Тише, вы мешаете спать охране.
Торговец схватился за голову.
— Послушайте, если это шутка, то она жестока больше, чем костер.
— Никаких шуток.
— Точно?
Мартин привлек его к себе и тоже зашептал на ухо.
— Ваш судейский друг…
Фаня затрясло.
— Только не называйте его моим другом!
— Да, слово в коммерции редкое.
— А вот тут вы ошибаетесь. Без нормальной человеческой взаимопомощи торговать в этой стране немыслимо. Ни тебе сколько-нибудь устойчивых законов, ни арбитражного суда, ни защиты полиции. Бр-р! Полиция…
— Вам не нравится полиция его величества?
— Я обож-жаю полицию его величества. А точнее — его люминесценция.
— В самом деле?
— Представьте себе. Честнейшие люди! С ними всегда можно договориться… за умеренную сумму.
— Тогда что же вам не нравится?
Фань в очередной раз схватился за голову.
— О, Мартин! Ваша мудрость и житейский опыт вызывают подлинное восхищение. Но иногда, извините, вы кажетесь белой вороной, каким-то пришельцем из иных миров. Я пять лет втолковывал Мармилю, местному эскандалу, что ордену выгодно позволить купцам богатеть. Да всем — выгодно. Для наглядности предоставлял весьма убедительные аргументы. И что же? Ухмыляющаяся скотина спокойно все брала, а потом заявляла, что из богатства произрастает гордыня, а это ордену без надобности. И добавлял: примерно так же, как вам орден.