— Уже не смогу. На меня плохо действуют белые ночи. Прикажите заварить кофе. И запросите информацию о состоянии кораблей. Думаю, что времени для ремонта осталось совсем мало. Да, и как себя чувствуют наши раненые? Многие ли из них уже способны вернуться в строй?
…Стены незнакомой комнаты покачивались.
В ней был очень низкий потолок и лишь одно маленькое оконце необычной формы — в ширину больше, чем в высоту. Сквозь него проникал мягкий сумеречный свет. Оттуда, из-за окна, доносились крики чаек.
Пахло лекарствами. Над головой кто-то разгуливал тяжелыми шагами. Будто чугунные гири переставлял. От буханья этих гирь-шагов егер-сержант Неедлы и очнулся.
Он попробовал повернуться на бок, но тут же невольно застонал — болело левое плечо.
— Эге! Кажется очухался, — сказали сбоку.
Иржи скосил глаза и увидел в соседней койке человека с забинтованным животом. Он был очень бледен, худ, под его запавшими глазами темнели круги, но сами глаза посмеивались.
— Ну и как себя чувствуешь, приятель? — спросил обладатель забинтованного живота.
Иржи прокашлялся.
— Пожалуй, сегодня не лучший день моей жизни.
Сосед усмехнулся.
— Совсем наоборот, не самый худший. Ты очнулся все еще на этом свете, дорогой мой.
— Простите… А вы кто? — спросил Иржи.
Сосед удивился.
— Привет! Прошка я. Прохор Петрович. Секретарь Обенауса. Неужто не признаешь?
— А, — сказал Иржи. — Извините. Вы порядком изменились.
— Изменишься тут, — проворчал Прошка. — Если брюхо прострелено. Хорошо еще, что навылет. Пуля, знаешь ли, сзади ударила и через живот улетела.
Иржи прикрыл веки. Перед глазами заплясали лошадиные морды, вспышки выстрелов, мелькающие кусты, орущие бубудуски…
— Урс Паттени жив?
— Вахмистр? Ну, к скампавею живой добрался. Он тебя даже с лошади снимал. Ты уже никакой тогда был.
— А барон?
— Тоже уцелел, только ногу ему поцарапали. Собирался назад скакать, в Муром.
— Ускакал?
— Вот этого не знаю. Обеспамятовал я. Только здесь и очнулся.
— А где мы? — спросил Иржи.
— На «Поларштерне».
— На яхте курфюрста?
— Ну да. Она там неподалеку проплывала.
— Как проплывала? Одна?
— Ну, ты и сказал. Одна! Да курфюрст целую армаду отрядил, свои лучшие линкоры. Там же покаянцев было полно, выход в море стерегли. Ваш адмирал с разбегу в них и ударил.
— Прорвались?
Прошка удивился.
— А как же иначе? Башковитый у вас, говорят, адмирал. Бубудусков как котят расшвыривает. Неужто пальбы не слышал? Даже у нас все тряслось, хотя сам «Поларштерн» почти и не стрелял.
— Да нет, вроде слышал. Только ничего не понял. Голова совсем не работала.
— Это с непривычки. Тебя, видно, в первый раз подстрелили?
— В первый.
— Понятно. Есть, конечно, хочешь?
Иржи подумал.
— Да. И даже очень.
— Это хорошо. Это на поправку, значит, идешь. Сейчас.
Прохор взял с тумбочки бронзовый колокольчик и позвонил.
Прошло немного времени. Отворилась дверь. Через высокий порог шагнула полная женщина в чепце и белом халате.
— Андреевна, сестричка, — сказал Прошка. — Сержантик тут вот проголодался.
Женщина всплеснула пухлыми руками.
— Что, ожил? Ну, слава богу, слава богу! Нет, золотые руки у нашего доктора… Вы так ужасно бредили, сударь. Все драконов вспоминали. И еще какого-то проконшесса ругали страшно.
— Это точно, — кивнул Прошка. — Крепко ты его припечатывал, егер. Даже я кой-что впервые слышал. Особенно про чешуйчатую, э… ну, эту самую. Тригонометрию, в общем.
Иржи смутился.
— Простите, сударыня.
— Ничего, голубчик. Вы ведь больше не будете ругаться?
— Нет, нет, что вы! Я вообще не понимаю…
— Вот и ладно. Сейчас я принесу вам обед.
Андреевна вышла.
— Кормят тут, должно быть, хорошо, — мечтательно сказал Прошка. — Прямо завидую. Мне вот полтора метра кишков оттяпали, так что теперь один только бульончик дают. С чайной ложечки! И это — на яхте самого курфюрста, где чего только нет. Досадно, понимаешь.
— А кто нас на яхту доставил? — спросил Иржи.
— Да свои, муромские мужики. Фрегат у базилевса еще отбили. Ну и нам крепко подсобили. Без этого лазарета плавучего мне бы давно каюк пришел. Да и тебе, пожалуй. Крови ты порядком потерял. Спасли нас, в общем.
— А кто? Боярин Стоеросов?
— Он самый, Свиристел Палыч. Должники мы теперь у него. Я так — особенно.
Внезапно по палубе над госпитальной каютой пробежало несколько человек. Прошка насторожился.
— Что-то случилось? — спросил Иржи.
Прошка качнул головой.
— А бес его знает. Слушай, глянь-ка в иллюминатор. Если сможешь.
Придерживая больную руку, Иржи сел.
Голова закружилась, перед глазами поплыли пятна Отдышавшись, он все же встал на покачивающийся пол, но колени подогнулись, плечо резануло.
— Эй, эй, — встревоженно сказал Прошка. — Лучше поворачивай в гавань, парень. Тебе недавно еще кровь переливали.
Иржи стиснул зубы и поднялся с колен. Держась за стену, сделал шаг, второй, третий.
— Упрямый, — заключил Прошка. — Ну, и что там?
Снаружи было весьма прохладно. От дыхания стекло запотело. Протерев иллюминатор рукавом халата, Иржи уперся в него лбом, чтобы не упасть.
Сначала перед глазами плясали все те же разноцветные пятна. Потом под зеленоватым небом он различил скалистые берега, а между ними — широкую бухту.
В бухте медленно покачивались корабли с голыми мачтами. Все они либо стояли на якорях, либо были ошвартованы у свайного пирса. Лишь небольшая, низко сидящая в воде бригантина двигалась. Она огибала крутой, увенчанный ледником мыс. Судно, по-видимому, очень спешило, шло с полным набором парусов.